Среди миров

Затерянная могила бессмертного хана

Много столетий назад эти вопросы начали терзать величайшего из всех когда-либо живших правителей мира — Чингиз-хана (1162—1227). Выросший в бедной семье, Чингиз перенёс в детстве и юности много горя и несправедливостей [Гумилёв Л.Н. От Руси к России. М.: Экопрос, 1992. С. 95—98]. Но в отличии от многих, они не сломили, а закалили этого человека, обладавшего незауряднейшими способностями. В считанные годы он создаёт величайшую державу — империю монголо-татар, которая в апогее своего могущества включала в себя территорию современного Китая, Ирана, Монголии, весь бывший СССР, часть Венгрии и Польши. Под ударами монголо-татар были уничтожены тысячи городов и вырезаны сотни народностей. На протяжении 250 лет с 1237 по 1480 гг. монголо-татары держали под своим игом Русь. И вот, проведя всю жизнь в походах и войнах, в покорении новых земель и народов, Чингиз-хан вдруг почувствовал, что и к нему, правителю полумира, приближается смерть. Он вдруг ощутил, что он уже не тот молодой и сильный батыр, а уже старик, порой плохо удерживающий в руках меч и не попадающий в цель из лука. Старый хан вдруг ощутил, что его детище — империя монголо-татар останется, а он, её правитель, уйдёт туда, откуда ещё никто, как говорили старики, не возвращался. Впервые за многие годы волнение и страх сковали не знавшее чувств железное сердце. Неужели он, великий Чингиз-хан, обладатель всего, о чём только может мечтать человек, и того, что большинству людей и не приснится, не может своей властью и деньгами открыть секрет продления жизни, секрет бессмертия! Ведь если нельзя стать бессмертным, сделав столько дел и пролив моря крови, то тогда чем он отличается от нищего крестьянина, не имеющего и не создавшего ничего великого, но так же, как он, умирающего? По приказу хана во все уголки его державы отправляются гонцы с заданием узнать о том, где и у кого скрывается секрет бессмертия. На первый взгляд это может показаться бредовым приказом умирающего правителя, каким-то элементом сказочной повести, в которой так же часто ищут бессмертия. Но, во-первых, это было время, когда люди признавали, что над ними есть что-то более Высшее. Во-вторых, во многих религиях, в том числе и в той, что исповедывал Чингиз, тенгринианстве, была вера в бессмертие души, её переселения, эликсиры долголетия и поэтому в контексте этого приказ властелина был понятен, а не дик для его подданных. В-третьих, как мы увидим ниже, в наши дни научного прогресса ведущие учёные занимались и занимаются той же самой проблемой, только облекая её в сложные научные понятия и выражения. Поэтому приказ правителя не был ни нелеп, ни смешон. И вот во всех уголках страны начинаются поиски человека, знающего секрет бессмертия. Когда о желании хана стало известно, к нему приходит его ближайший советник и звездочёт Елю-Чу-Цай, говоря, что есть мудрец Чан-Чун, “человек высокого совершенства. Этот старец давно уже владеет даром быть в обществе облаков, летая к ним на журавлях, и умеет превращаться в другие существа. Отказываясь от земных благ, вместе с другими мудрецами он живет в горах, отыскивая философский камень „дань“приносящий человеку долголетие и бессмертие. Погруженный в думы, он то сидит, как труп, то стоит целые дни неподвижно, как дерево, то говорит, как гром, то ходит легко, как ветер. Он много видел, много слышал, и нет книги, которую бы он не прочел. Для отыскания этого необычайного старика Чингиз-хан приказал немедленно отправить своего испытанного китайского сановника Лю-Чжун-Лю. Он дал ему золотую пайцзу с изображением разъяренного тигра с надписью: „Предоставляется полновластно распоряжаться, как если бы мы сами путешествовали“. В руки Лю-Чжун-Лю было, как высшая драгоценность, передано именное письмо от Чингиз-хана к мудрецу Чан-Чуню, записанное со слов неграмотного великого кагана его советником Елю-Чу-Цаем. В письме говорилось следующее: „Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и надменность. Я же, обитатель северных степей, не имею распутных наклонностей. Я люблю простоту и чистоту нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня всегда единственное холщовое платье и одинаковая пища. На мне такие же лохмотья, как на конюхах, и я ем так же просто, как корова. В семь лет я совершил великие дела, и во всех странах света я утвердил мою власть. Такого царства еще не было с древнейших времен, когда мир завоевали наши предки, кочевые племена хунну. Звание мое велико, и обязанности важны. Но я боюсь, что в управлении моем чего-то недостает. Если строят судно, то приготовляют и весла для того, чтобы с их помощью можно было переплыть реки. Подобно этому приглашают и мудрецов и выбирают помощников для покорения и управления вселенной. Я узнал, что ты, учитель, сроднился с истиной и действуешь всегда по высоким правилам. Многоученый и опытный, ты глубоко изучил законы. Издавна ты пребываешь в скалистых ущельях и скрыл себя от мира. Но что мне делать? За обширностью разделяющих нас гор и долин я не могу повстречаться с тобой. Поэтому я выбрал моего приближенного сановника Лю-Чжун-Лю, приготовил проворных всадников и почтовую повозку и прошу тебя, учитель, не страшась многих тысяч ли, направиться ко мне. Не думай о дальности и размерах песчаных степей, а пожалей мой народ. Или же, из милости ко мне, сообщи мне средство для продления жизни. Надеюсь, что ты, познав сущность великого „дао“, сочувствуешь всему доброму и не будешь противиться моему желанию. Посему настоящее наше повеление должно быть тебе вполне ясно” [Ян В. Чингиз-хан. К.: Военное издательство, 1992. С. 295—297]. И вот, наконец, после ряда колебаний, мудрец прибывает ко двору хана. Чан-Чун не встал на колени, как то было принято, а лишь сложил руки в знак почтения, войдя в юрту правителя монголов. Два старика смотрели друг на друга, один с тревожно бьющимся сердцем, второй — совершенно спокойно, будто бы не понимая, что пред ним тот, кто заставляет склоняться миллионы. Выждав немного, Чингиз-хан сказал: “ — Святой мудрец! Давно я хочу узнать, нет ли у тебя такого лекарства, чтобы старого сделать молодым, чтобы слабому влить новые силы? Не можешь ли ты сделать так, чтобы дни моей жизни текли непрерывно, всегда, и не знали бы остановки, как беспрерывно текут воды большой реки? Нет ли у тебя лекарства сделать человека бессмертным? Чан-Чунь опустил глаза и молча соединил концы пальцев. — Если у тебя сейчас нет такого лекарства, — продолжал Чингиз-хан, — то, может быть, ты знаешь, как приготовить такое лекарство? Или ты укажешь другого мудреца и волшебника, которому открыта тайна, как сделаться бессмертным? Если ты приготовишь для меня такое лекарство, чтобы я мог жить вечно, то я дам тебе необычайную, небывалую награду: я сделаю тебя нойном и правителем большой области… Я дам тебе конскую торбу, полную золотых монет… Я подарю тебе сотню самых красивых девушек из разных стран!… Я выстрою на твоей горе небывалой красоты дворец, какой можно видеть только у китайского богды-хана, и в этом дивном дворце ты будешь размышлять о возвышенном… Мне даже не нужна молодость. Пускай и останусь таким старым и седым, как сейчас, но я хочу много лет, не видя конца, держать на своих плечах великое монгольское государство, которое построил я, своими руками” [Ян В. Чингиз-хан. К.: Военное издательство, 1992. С. 303—304]. На это мудрец ответил: “ — На что мне золото, когда я люблю горы, тишину и размышления? Могу ли я управлять целой областью, когда я не знаю, как управлять собой? Всех прекрасных пленных девушек выдай замуж за благонравных юношей. Мне не нужно дворца, — размышлять я могу, стоя на камне… Я изучал все мудрейшие книги, какие были написаны самыми знаменитыми китайскими учёными, и для меня больше нет тайн. Я могу сказать тебе точную истину: есть много средств, чтобы увеличить силы человека, излечить его болезни, и оберегать его жизнь, но нет и не было лекарства, чтобы сделать его бессмертным” [Там же. С. 304]. Через год после этой встречи Чингиз-хан умер, так и не найдя секрет бессмертия. “От столицы тангутов монголы повезли тело своего великого хана в родные степи. Обряд похорон был таков: в вырытую могилу опустили останки Чингизхана вместе с множеством ценных вещей и перебили всех рабов, выполнявших погребальные работы. По обычаю, ровно через год, требовалось справить поминки. Дабы безошибочно найти место погребения, монголы сделали следующее: На могиле принесли в жертву только что взятого от матери маленького верблюжонка. И через год верблюдица сама нашла в безбрежной степи место, где был убит её детеныш. Заколов эту верблюдицу, монголы совершили положенный обряд поминок и затем покинули могилу навсегда. И до сих пор никому не известно, где погребен Чингизхан” [Гумилёв Л.Н. От Руси к России. М.: Экопрос, 1992. С. 110].

Много столетий назад эти вопросы начали терзать величайшего из всех когда-либо живших правителей мира — Чингиз-хана (1162—1227). Выросший в бедной семье, Чингиз перенёс в детстве и юности много горя и несправедливостей [Гумилёв Л.Н. От Руси к России. М.: Экопрос, 1992. С. 95—98]. Но в отличии от многих, они не сломили, а закалили этого человека, обладавшего незауряднейшими способностями. В считанные годы он создаёт величайшую державу — империю монголо-татар, которая в апогее своего могущества включала в себя территорию современного Китая, Ирана, Монголии, весь бывший СССР, часть Венгрии и Польши. Под ударами монголо-татар были уничтожены тысячи городов и вырезаны сотни народностей. На протяжении 250 лет с 1237 по 1480 гг. монголо-татары держали под своим игом Русь. И вот, проведя всю жизнь в походах и войнах, в покорении новых земель и народов, Чингиз-хан вдруг почувствовал, что и к нему, правителю полумира, приближается смерть. Он вдруг ощутил, что он уже не тот молодой и сильный батыр, а уже старик, порой плохо удерживающий в руках меч и не попадающий в цель из лука. Старый хан вдруг ощутил, что его детище — империя монголо-татар останется, а он, её правитель, уйдёт туда, откуда ещё никто, как говорили старики, не возвращался. Впервые за многие годы волнение и страх сковали не знавшее чувств железное сердце. Неужели он, великий Чингиз-хан, обладатель всего, о чём только может мечтать человек, и того, что большинству людей и не приснится, не может своей властью и деньгами открыть секрет продления жизни, секрет бессмертия! Ведь если нельзя стать бессмертным, сделав столько дел и пролив моря крови, то тогда чем он отличается от нищего крестьянина, не имеющего и не создавшего ничего великого, но так же, как он, умирающего? По приказу хана во все уголки его державы отправляются гонцы с заданием узнать о том, где и у кого скрывается секрет бессмертия. На первый взгляд это может показаться бредовым приказом умирающего правителя, каким-то элементом сказочной повести, в которой так же часто ищут бессмертия. Но, во-первых, это было время, когда люди признавали, что над ними есть что-то более Высшее. Во-вторых, во многих религиях, в том числе и в той, что исповедывал Чингиз, тенгринианстве, была вера в бессмертие души, её переселения, эликсиры долголетия и поэтому в контексте этого приказ властелина был понятен, а не дик для его подданных. В-третьих, как мы увидим ниже, в наши дни научного прогресса ведущие учёные занимались и занимаются той же самой проблемой, только облекая её в сложные научные понятия и выражения. Поэтому приказ правителя не был ни нелеп, ни смешон. И вот во всех уголках страны начинаются поиски человека, знающего секрет бессмертия. Когда о желании хана стало известно, к нему приходит его ближайший советник и звездочёт Елю-Чу-Цай, говоря, что есть мудрец Чан-Чун, “человек высокого совершенства. Этот старец давно уже владеет даром быть в обществе облаков, летая к ним на журавлях, и умеет превращаться в другие существа. Отказываясь от земных благ, вместе с другими мудрецами он живет в горах, отыскивая философский камень „дань“приносящий человеку долголетие и бессмертие. Погруженный в думы, он то сидит, как труп, то стоит целые дни неподвижно, как дерево, то говорит, как гром, то ходит легко, как ветер. Он много видел, много слышал, и нет книги, которую бы он не прочел. Для отыскания этого необычайного старика Чингиз-хан приказал немедленно отправить своего испытанного китайского сановника Лю-Чжун-Лю. Он дал ему золотую пайцзу с изображением разъяренного тигра с надписью: „Предоставляется полновластно распоряжаться, как если бы мы сами путешествовали“. В руки Лю-Чжун-Лю было, как высшая драгоценность, передано именное письмо от Чингиз-хана к мудрецу Чан-Чуню, записанное со слов неграмотного великого кагана его советником Елю-Чу-Цаем. В письме говорилось следующее: „Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и надменность. Я же, обитатель северных степей, не имею распутных наклонностей. Я люблю простоту и чистоту нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня всегда единственное холщовое платье и одинаковая пища. На мне такие же лохмотья, как на конюхах, и я ем так же просто, как корова. В семь лет я совершил великие дела, и во всех странах света я утвердил мою власть. Такого царства еще не было с древнейших времен, когда мир завоевали наши предки, кочевые племена хунну. Звание мое велико, и обязанности важны. Но я боюсь, что в управлении моем чего-то недостает. Если строят судно, то приготовляют и весла для того, чтобы с их помощью можно было переплыть реки. Подобно этому приглашают и мудрецов и выбирают помощников для покорения и управления вселенной. Я узнал, что ты, учитель, сроднился с истиной и действуешь всегда по высоким правилам. Многоученый и опытный, ты глубоко изучил законы. Издавна ты пребываешь в скалистых ущельях и скрыл себя от мира. Но что мне делать? За обширностью разделяющих нас гор и долин я не могу повстречаться с тобой. Поэтому я выбрал моего приближенного сановника Лю-Чжун-Лю, приготовил проворных всадников и почтовую повозку и прошу тебя, учитель, не страшась многих тысяч ли, направиться ко мне. Не думай о дальности и размерах песчаных степей, а пожалей мой народ. Или же, из милости ко мне, сообщи мне средство для продления жизни. Надеюсь, что ты, познав сущность великого „дао“, сочувствуешь всему доброму и не будешь противиться моему желанию. Посему настоящее наше повеление должно быть тебе вполне ясно” [Ян В. Чингиз-хан. К.: Военное издательство, 1992. С. 295—297]. И вот, наконец, после ряда колебаний, мудрец прибывает ко двору хана. Чан-Чун не встал на колени, как то было принято, а лишь сложил руки в знак почтения, войдя в юрту правителя монголов. Два старика смотрели друг на друга, один с тревожно бьющимся сердцем, второй — совершенно спокойно, будто бы не понимая, что пред ним тот, кто заставляет склоняться миллионы. Выждав немного, Чингиз-хан сказал: “ — Святой мудрец! Давно я хочу узнать, нет ли у тебя такого лекарства, чтобы старого сделать молодым, чтобы слабому влить новые силы? Не можешь ли ты сделать так, чтобы дни моей жизни текли непрерывно, всегда, и не знали бы остановки, как беспрерывно текут воды большой реки? Нет ли у тебя лекарства сделать человека бессмертным? Чан-Чунь опустил глаза и молча соединил концы пальцев. — Если у тебя сейчас нет такого лекарства, — продолжал Чингиз-хан, — то, может быть, ты знаешь, как приготовить такое лекарство? Или ты укажешь другого мудреца и волшебника, которому открыта тайна, как сделаться бессмертным? Если ты приготовишь для меня такое лекарство, чтобы я мог жить вечно, то я дам тебе необычайную, небывалую награду: я сделаю тебя нойном и правителем большой области… Я дам тебе конскую торбу, полную золотых монет… Я подарю тебе сотню самых красивых девушек из разных стран!… Я выстрою на твоей горе небывалой красоты дворец, какой можно видеть только у китайского богды-хана, и в этом дивном дворце ты будешь размышлять о возвышенном… Мне даже не нужна молодость. Пускай и останусь таким старым и седым, как сейчас, но я хочу много лет, не видя конца, держать на своих плечах великое монгольское государство, которое построил я, своими руками” [Ян В. Чингиз-хан. К.: Военное издательство, 1992. С. 303—304]. На это мудрец ответил: “ — На что мне золото, когда я люблю горы, тишину и размышления? Могу ли я управлять целой областью, когда я не знаю, как управлять собой? Всех прекрасных пленных девушек выдай замуж за благонравных юношей. Мне не нужно дворца, — размышлять я могу, стоя на камне… Я изучал все мудрейшие книги, какие были написаны самыми знаменитыми китайскими учёными, и для меня больше нет тайн. Я могу сказать тебе точную истину: есть много средств, чтобы увеличить силы человека, излечить его болезни, и оберегать его жизнь, но нет и не было лекарства, чтобы сделать его бессмертным” [Там же. С. 304]. Через год после этой встречи Чингиз-хан умер, так и не найдя секрет бессмертия. “От столицы тангутов монголы повезли тело своего великого хана в родные степи. Обряд похорон был таков: в вырытую могилу опустили останки Чингизхана вместе с множеством ценных вещей и перебили всех рабов, выполнявших погребальные работы. По обычаю, ровно через год, требовалось справить поминки. Дабы безошибочно найти место погребения, монголы сделали следующее: На могиле принесли в жертву только что взятого от матери маленького верблюжонка. И через год верблюдица сама нашла в безбрежной степи место, где был убит её детеныш. Заколов эту верблюдицу, монголы совершили положенный обряд поминок и затем покинули могилу навсегда. И до сих пор никому не известно, где погребен Чингизхан” [Гумилёв Л.Н. От Руси к России. М.: Экопрос, 1992. С. 110].